Рассказы Юрия Казакова
Еще дальше за лесными холмами, в пойме, мощно текла
широкая река, и на ней после зимы уж выстроились бакены,
стоявшие тоже широко и смело, потому что был разлив и везде теперь было глубоко.
На той стороне реки затаилась молчаливая спящая деревня, но и в ней слышны были звуки дыхания, или редкого неуверенного лая, или сплошного ночного вскрика петуха. За деревней, во тьме полей ползал и ползал одинокий трактор, и неизвестно было, работал ли то ударник или, наоборот,
перепахивал кто-то испорченный им же самим днем клин.
-- Плачу и рыдаю! -- громко сказал Елагин.-- Весна!
Все живет, все лезет! Не прав, не прав старик. Нет, не прав! Плачу и рыдаю, егда помышляю жизнь -- вот как надо! А? Правильно, старики, а?
Жрать охота,-- сказал по привычке грубо Хмолин, но тут же почему-то смущенно закашлял.
-- Ну-ну... Пойдем, пойдем,-- забормотал Елагин огорченно и тоже смущенно и сгорбившись пошел в дом.
Но в сторожке он опять оживился, крикнул "Ура!",
пронзительно глянул из-под волос на Хмолина и заговорил:
-- Выпьем! Ах, черт, давайте выпьем! Хмолин, Ваня, а? Я вас люблю, я все люблю! И эту печку! Неси сюда старку, Хмолин, шевелись!
Хмолин, усмехаясь, ставил на стол тарелки, резал огурцы, хлеб, вышел в сенцы и принес бутылку. Елагин возился с рюкзаком. Ваня нервно шевелился у себя на топчане, засовывая под стол длинные ноги, глядя блестяще на Елаги-
на и Хмолина, как бы спрашивая, что бы и ему такое
сделать и чем помочь.
Елагин вынул консервы, стал застегивать рюкзак, но тут же вновь открыл,
Назад