Ягодные места
— Но, но, Птица, ты народ не забижай… Народ — он с горя пьет…
Циолковский начал сердиться
— От горя думать надо, а не пить. Ты что — думаешь, я не народ, а народ только те, кто по канавам валяются Лучше бы вы у меня часы украли, а то время крадете…
— Поосторожней, Птица… — пробурчал главарь, и при перемене его интонации рука одного из оборванцев снова нырнула за голенище, к ножу, но остановилась под взглядом главаря.
— Да не боюсь я умереть, — досадливо сказал Циолковский. — Боюсь, что вы дураками умрете. А жить надо вечно.
— Как — переспросил главарь, не поняв.
— Вечно! — закричал Циолковский. — Тогда, кто сначала был дураком, может, и поумнеет.
Циолковский неожиданно схватился за гармошку главаря, отчего она стала издавать какие-то странные звуки, затряс его за грудки, стараясь что-то объяснить, хотя это было почти бессмысленно, но, может, все-таки не безнадежно.
— Перед многими людьми только гаденькая, никому не нужная жизнь, грязная могильная яма, и конец. А что в результате — лихорадочно говорил Циолковский, забыв, кто перед ним. — Взаимное непонимание, войны, бессилие в борьбе с природой, каторжный труд, болезни, короткая страдальческая жизнь, вечный страх перед вечным исчезновением…
Главарь испуганно пытался высвободиться из цепких рук Циолковского, оказавшихся неожиданно сильными.
— Ты чего, Птица, ты чего
Но Циолковский заграбастал его накрепко и тряс, пытаясь вбить сквозь его пышный чуб
— Смерть — это только иллюзия человеческого разума, дурень. Каждое существо должно жить и думать так, как будто оно всего может добиться рано или поздно. Люди смогут добиться бессмертия, если все вместе будут думать о нем как о главном…
Оборванцы старались оттащить своего главаря от Циолковского, но не тут-то было, и он продолжал все яростней
— Когда все люди станут бессмертными, Земля для них окажется мала. Для этого и звезды — понимаешь А для звезд — ракеты…
