Евтушенко

В память о Кире Шаргородской - друзья читают ее эпиродии.
Эта посвящена Евгению Евтушенко.

Кира Шаргородская

Я — гений, Женя Евтушенко!

Дай, Пушкин, мне свою певучесть,
волос бунтарскую чалму,
свою пленительную участь…
нет, впрочем… участь — ни к чему.

а я те взад дарую славу,
как барску шубу — на, носи!
ведь кто ты есть? — паяц кудрявый,
известный только на Руси.

меня ж — от корки и до корки!
все президенты и князья!
в Париже, Риме и Нью-Йоркем
все знают: Раша — это я!

на всех обложках, в лучшем виде,
повсюду принят, всеми зван,
я королеву-маму видел,
я папе туфлю целовал!

но, как коней на переправе,
как меч, испытанный в бою,
меняю славу на бесславье,
на долю скромную твою.

как ты, хочу я гнать нетленку,
хочу народу угодить,
сменю свой бренд на Евпушкенко,
лишь бы к тебе поближе быть.

ты спросишь, брат, зачем мне это?..
да понимаешь, дело в том,
что я хотел бы быть поэтом,
а не раскрученным шутом…

а Пушкин скалится, зараза:
поэтом можешь ты не быть,
но Евтушенкой быть обязан -
шутом скакать и в бубен бить.

Дверь распахивается. Евтушенко, уже — только человек, тяжело опираясь на трость, одними глазами улыбается своим верным поклонникам: — "Я всё вам сейчас подпишу, я ведь пообещал". И входит в толпу. И в ней как будто тонет.

Еще двадцать минут назад человека и даже Человека в нём было меньше, чем Поэта, а возраста меньше — чем вечности. Он читал "Дору Франко", параллельно рассуждая о плюсах и минусах советского государственного аппарата, и тут же пел романсы на свои стихи, уже ставшие Классикой. Он рассказывал удивительные истории из собственной жизни, упоминая имена друзей — Пабло Неруда, Марк Шагал, Борис Пастернак — уже ставших Историей. И в его лице перед зрителем предстояла живая История и живая Классика, трепет от сопричастности с которой всегда светел и неподделен