Евтушенко

Легендарный поэт накануне творческого вечера в Киеве рассказал, как его обидели на Крещатике и чем ему близка Украина

— Совсем недавно вы написали стихотворение о Крещатике, что для вас значит эта улица?

— Эта улица связана для меня с абсолютно разными воспоминаниями, и не только хорошими. Ведь когда-то я видел, как во время выставки фотографий Холокоста какое-то хулиганье разбивало эти фотографии на улицах. Меня это очень глубоко ранило. Еще на Крещатике я видел, как мои афиши заклеивали в день выступления. Потому что я имел неосторожность прочитать другу по телефону новые стихи, а именно «Бабий яр», за день до концерта. Тогда я, кстати, позвонил местным властям, чтобы узнать причину, почему мои афиши заклеивают. И мне сказали, что произошла вспышка эпидемии гриппа. В общем, я довольно строго с ними тогда поговорил, пригрозив, что приду под Октябрьский дворец и буду читать стихи там на холме. Ничего, разрешили (смеется). А если говорить о Крещатике как об улице, то она действительно одна из самых красивых улиц в человечестве, очень живая и родная.

— А чем вам близка Украина?

— Я с детства слышал от своих бабушек украинскую и польскую речь, а співали вони только по-украински. К тому же Шевченко был первым поэтом, которого я полюбил, потому что он не был, как Пушкин, официально задаваемый в школе. Когда-то я всю его «Гупалівщину» шпарил на память, мне она очень нравилась. Я просто обожаю украинский язык и украинскую кухню. А еще я учился с Линой Костенко в институте. Кстати, как была она в сталинское время суровой и неприступной к любым проявлениям пошлости, такою и осталась.

— А как считаете, это нормальное явление, когда стихи русских поэтов переводят на украинский язык?

— А что тут ненормального, если перевод бывает действительно хорошим. Если это делается талантливо, то это очередной раз доказывает, что перевод — не безнадежное дело. Хотя, например, переводы на грузинский язык моих произведений бывают часто вольными, но, вместе с тем, они же обогатили грузинскую поэзию. В вольных переводах нет ничего страшного, главное, чтобы был передан дух стихотворения. Тем более, что в наше время в мире уже почти никто не рифмует, в моде — белые стихи. Хотя и они, я считаю, должны держаться какой-то формы, одного хребта.

— За нынешней политической ситуацией в Украине следите?

— Вот сижу там в Америке и только и делаю, что слежу за вашими новостями. Так вы думаете?

— Не все время, но мне кажется, что интересуетесь, разве нет?

— Да, вы правы, и от этого только голова болит… Я вам так отвечу. Я с детства ненавижу ненависть, взаимооскорбления, драки и взаимоизбиение. Я с детства поставил перед собой моральный закон. что милосердие всегда выше, чем справедливость. Кстати, в тему:

Не помню, сколько их, галдевших, било.

Быть может, сто, быть может, больше было,

Но я, мальчишка, плакал от стыда.

И если сотня, воя оголтело,

Кого-то бьет, — пусть даже и за дело! —

Сто первым я не буду никогда!

Я никогда не выступал против тех, кого называли врагами народа. Я выдержал все это, начиная со сталинского времени. И мне не нравится, когда люди хватают друг друга за чупрыну, когда они дерутся в парламенте. Какие цели они выдвигают для общества? Только чтобы одна группа сменила другую и просто прийти к власти? Мне это непонятно! Я вижу в вашей политической жизни много ненависти, шаг в сторону — и вы уже антипатриот. Существует же патриотизм Мандельштама и патриотизм Есенина, хоть они и совсем разные люди, правда же? Но они оба патриоты. А вообще все беды начинаются со слов и оскорблений. Простите за тавтологию, но политики думают, что их политика должна диктовать культуру, на самом деле это не так. Это культура людей должна диктовать политику. А слыша, как они говорят на украинском языке, я прихожу в ужас. В их интерпретации он звучит грубо, примитивно! Больше того, я думаю, политики не сдали бы ни по-украински, ни по-русски экзамены и программу средней школы по литературе и вашей, и моей страны.

— А говорите, что не следите за ситуацией в Украине.

— Я с детства знаю, что такое Голодомор. Я жил тогда и видел, что это такое. Но нехорошо, некрасиво показывать, как будто это русский народ устроил украинскому народу этот ужас. Это делала партия, это результаты ее жестокости и ошибок. Нельзя все время вспоминать, что наши с вами народы разъединяет. Это никуда не приведет. Я не говорю, что нужно восстанавливать Советский Союз. Я считаю, что Союз был просто потерян и растоптан нами же самими. В то время нужно было вместе демократизироваться, вместе вступать в объединенную Европу, и сейчас все было бы по-другому. Было ли возможно такое сделать, не знаю, может, и нет. Но мы сами потеряли хоть какие-то шансы. Все случилось слишком неожиданно и фактически из-за одной маленькой группки лиц после парилки. Думаю, они сами не предполагали, что это приведет к такому. Сейчас во мне говорит не тоска по восстановлению общего народа, а тоска по отношениям наших двух народов. Пусть мы будем все сто раз незалежними, но человечными друг для друга. Нам надо перестать демонизировать друг друга! Да, я сам не раз нарушал заветы Господа, но я не оправдываю сталинское зло. Ни один человек не писал столько стихов против Сталина, как я. Я н-е-н-а-в-и-ж-у этого человека! Растоптавшего практически идеал социализма и убившего столько настоящих идеалистов.