Евтушенко рассказал, почему поссорился с Бродским
Умение поэта быть одновременно бунтарем и конформистом нашло поддержку у зрителей фильма о конфликте мастеров слова
Во 22, 23 и 24 октября в 23.30 в эфире «Первого» появится фильм, смонтированный из 50 часов разговоров, которые вели между собой Евгений Евтушенко и Соломон Волков — живущий ныне в Нью-Йорке музыковед, историк литературы, автор известных «Диалогов с Иосифом Бродским».
Соломон Волков и Константин Эрнст опробовали проект на собравшихся в кинотеатре «Пионер» представителях политического, художественного и финансового истеблишмента. Народу, впрочем, собралось немного: зал мог вместить не более 100 человек, в том числе Михаила Барщевского, Евгения Рейна, Николая Картозию, Александра Будберга, Петра Авена, Сергея Нарышкина. Последним прибыл министр культуры Мединский.
Эрнст объяснил, что «Первый» решил не делать шумной гала-премьеры, а показать фильм узкому кругу лиц, чье мнение каналу особенно важно. Сначала хотели сделать монтаж из всех трех серий, но затем решили, что лучше показать одну, но целиком. И выбрали заключительную, посвященную непростым отношениям Евтушенко с Иосифом Бродским.
Можно заключать пари: большинство далекой от литературы публики об отношениях двух больших поэтов знают по реплике Бродского, растиражированной Сергеем Довлатовым: «Если Евтушенко против колхозов, я — за». В фильме Соломона Волкова подробно рассказывается, что именно сделало Бродского поборником коллективных хозяйств.
Историю этих отношений мы узнаем от самих поэтов: Евтушенко говорит в камеру, голос Бродского звучит с магнитофонной пленки.
Сначала были завершившиеся успехом хлопоты Евтушенко об освобождении поэта-«тунеядца». После возвращения Бродского из ссылки — период их «не разлей вода» общения. Затем, в момент, когда Бродского уже приговорили к выдворению из страны, их случайное столкновение в коридорах КГБ.
Евтушенко, по его версии, пришел вызволять свой багаж — «антисоветского» содержания книги, отобранные на таможне при возвращении из Америки. Но Бродский заподозрил, что Евтушенко вызвали как «консультанта» по его делу, и что в решении об его изгнании автор «Братской ГЭС» сыграл не последнюю роль.
Позже Евтушенко будет хлопотать, чтобы опального поэта взяли преподавателем в Квинс-колледж, и искать возможности объясниться с самим Бродским. Объяснение состоялось, примирение — нет. А уже после смерти Бродского (на похороны которого Евтушенко, кстати, приехал) Евгению Александровичу передали письмо Бродского руководству того же Квинс-колледжа с требованием не брать на работу Евтушенко как «человека антиамериканских взглядов».
Одни и те же события Бродский и Евтушенко, естественно, излагают по-разному — не то чтобы сильно противореча друг другу, но фокусируясь на разных деталях. Поскольку Евтушенко говорит в камеру — крупным планом, видно, что вся эта история — одна из самых трагических в его жизни. Он заявляет, что всегда считал Бродского очень большим поэтом, и всё время обращается к его стихам. В одном из диалогов мелькнет признание, что Бродский помнил наизусть примерно 300 евтушенковских строк. Но в этой земной ипостаси человеческое оказалось для них важнее поэтического.
Соломон Волков, про которого известно, что он всегда заступался перед Бродским за Евтушенко, явно симпатизирует обоим своим собеседникам: и тому, кто перед камерой, и тому, чей голос записан на пленке. «Правда яблони не отменяет правды кипариса», — цитирует он нью-йоркского художника Гришу Брускина, тоже, кстати, присутствовавшего на показе в Москве.
Уже после просмотра фильма в «Пионере» устроили сеанс скайп-связи с Евтушенко, который вновь пытался отыскать объяснение этому, с его точки зрения, величайшему недоразумению. Сейчас главная причина видится ему в том, что окололитературная тусовка, равно как и политически ангажированные граждане, пыталась рассорить их с Бродским, вкладывая в уши одного наветы на другого.
Наверняка всё так, но есть и еще одна причина, которая именно на этом «пионерском» просмотре, перед этим составом аудитории выявилась особенно очевидно. Конфликт Бродского и Евтушенко — это противоречие двух типов «жизнеустройста» больших художников: умение ладить с властью — у одного и органичная неспособность к этому — у другого.
«Громовые раскаты, но я их не страшусь, я ведь быстро раскаюсь, если вдруг ошибусь», — писал Леонид Филатов в своей пародии на «Белые снеги». Действительно, способность быть бунтарем и конформистом одновременно поражала не одно поколение читателей и почитателей Евтушенко.
Умение ладить с властью, оставаясь вроде бы приличным человеком, — своего рода талант и, как всякий талант, встречается редко. Аудитория первых зрителей «Диалогов с Евтушенко» подобралась таким образом, что некоторая ее часть этим талантом обладает сполна, и очень личное восприятие зала придавало происходящему на экране особенный драматизм и абсолютную актуальность.
