Поэтика мифа. Мелетинский
И обращение к мифу действительно становится важнейшим дополнительным средством внутренней организации сюжета в "Улиссе" и в "Волшебной горе". Наглядно это проявляется в заглавии, но первоначально и заголовки всех эпизодов романа Джойса представляли собой реминисценции из гомеровской "Одиссеи":
"Телемак", "Нестор", "Протей", "Калипсо", "Лотофаги", "Симплегады", "Сирены", "Циклоп",. "Навзикая", "Быки Гелиоса", "Цирцея", "Эвмей", "Итака", "Пенелопа". Высказывания самого Джойса и явные намеки в тексте показывают, что Одиссей - это Блум, Пенелопа (а также и Калипсо) - его жена Молли, Телемак - Стивен Дедалус, Антиной - приятель Стивена, циничный студент-медик Маллиган, узурпировавший ключи от помещения в башне, снятого на деньги Стивена, и пустивший туда англичанина - и тем самым "завоевателя" - Гейнса. Уход Стивена из башни как бы соответствует уходу Телемака на поиски отца. Старая молочница-ирландка, несомненно персонифицирующая многострадальную родину Джойса и в этом смысле соотнесенная и с образом матери Стивена, сопоставляется одновременно с Афиной или даже с Ментором. Директор школы Дизи, поучающий Стивена, заменяет Нестора. Аналогичным образом Бойлен, любовник Молли, - это Эвримах, молоденькая девушка на пляже - : Навзикая, ирландский националист, оскорбляющий Блума и метафорически "ослепленный" солнцем, из-за чего он не может попасть в него коробкой печенья, - это циклоп Полифем (его одноглазость, возможно, означает односторонность взглядов шинфейнеров). Девушки, поющие в баре, - сирены; в соответствующем эпизоде есть упоминание о затыкании ушей - реминисценция известного места в "Одиссее". Содержательница публичного дома сопоставляется с Цирцеей, а бестиализация, "раскованность" героев в ее заведении - с колдовским превращением спутников Одиссея Цирцеей в свиней; свиньи неоднократно упоминаются в этом эпизоде. Издатель газеты сопоставляется с Эолом (пустая болтовня журналистов), посещение кладбища и похороны Дигнема - с нисхождением Одиссея в Гадес, внутренняя и внешняя угроза городской сутолоки - со сталкивающимися скалами, споры в библиотеке - коллизия между крайностями "метафизики" и "быта" - с проходом между Сциллой и Харибдой. Картины еды, жирной пищи корреспондируют с представлением, что город проглотил и переваривает Блума. Этот каннибалистический мотив объясняет, почему глава названа "Лестригоны".
Бросается в глаза, что все эти корреспонденции весьма условны и легко могут быть истолкованы как пародийная травестия гомеровского эпоса и мифа.
Действительно, как иначе может быть отождествлена суетливая беготня по городу скромного дельца и сборщика объявлений, которому жена наставляет рога, с фантастическим" морскими странствиями древнегреческого героя? Блум, скорее, может быть воспринят как своего рода антигерой. Так же пародийно звучит сближение развратной Молли с верной Пенелопой, Стивена, добровольно порвавшего с семьей, - с преданным роду Телемаком, содержательницы дома терпимости - с Цирцеей, трактирного оратора - с Полифемом, тупого резонера Дизи - с Нестором. Сама заведомая произвольность, искусственность гомеровских "корреспонденции" как бы подчеркивает пародийность. Этому служит и выпирание бытовых сцен из жизни современного города, подчеркнутая прозаичность и комическая сторона в мышлении самого Блума. Кроме того, мифологические реминисценции, гомеровские и иные, очень часто и чисто стилистически даны в пародийной "дискредитирующей" манере, с нарочитой грубостью и в сопоставлении с "грязными" деталями современного быта и физиологии.
