Поэтика мифа. Мелетинский
С той же идеей связан комически-причудливый образ суммы пуповин (пуп вместилище души, согласно некоторым эзотерическим учениям) как телефонного кабеля, ведущего в Эдемвиль, к праматери Еве; причем здесь речь идет не о физической цепи предков, а о мистической связи и реинкарнации. В свете этих представлений становится яснее мистическая связь Блума и Стивена как "отца" и "сына", и даже отношение гомеровских героев к их современным воплощениям, так что гомеровские параллели получают дополнительную мотивировку. Разумеется, использование концепции метампсихоза у Джойса в значительной мере метафорично, но оно отвечает идее круговорота, тождества среди кажущегося разнообразия (ср. образ вечно меняющегося морского пейзажа в главе, соответственно названной "Протей"), мысли о всеобщем взаимопроникновении, о том, что "все во всем". Последняя мысль выражена Стивеном в дискуссии о "Гамлете" Шекспира и в других местах романа. Джойс метафорически использует и условную цикличность основного сюжета (уход Блума из дому и возвращение, распад и иллюзорное восстановление семьи), и различные параллельные образы уходящих и возвращающихся странников, и суточный цикл жизни города, и идею метампсихоза. Все это, строго говоря, метафоры не мифологические.
Однако именно из этой философской идеи, выраженной в "Улиссе" достаточно эксплицитно, вырастает у самого Джойса и его последователей один из важнейших приемов поэтики мифологизирования, который обычно воспринимается как своего, рода стихийное возвращение к циклическим представлениям древнейших мифологий. Известную дань идее цикличности и поэтике повторений как подтверждения неподвижности отдал и Т. Манн в "Волшебной горе". Здесь эта идея вырастает из релятивистских экспериментов со временем. Релятивизм времени ("время в нашем восприятии... расширяется и сжимается" - т. 3, стр. 254) доходит до отмены реальности времени. Ганс Касторп размышляет о том, что если время не "вынашивает перемены", если "движение, которым измеряется время, совершается по кругу и замкнуто в себе, то и движение, изменения, все равно что покой и неподвижность; ведь "прежде" постоянно повторяется в "теперь", "там" - в "здесь"" (т. 4, стр. 7). "Еще" и "опять" оказываются тождественными "Всегда" и "Вечно" (т. 4, стр. 284), "всякое движение совершается по кругу" (т. 4, стр. 59), "вечность не "все прямо, прямо", а "кругом, кругом", настоящая карусель... Праздник солнцеворота!" (т. 4, стр. 43). "Вот отчего почвенные, люди ликуют и пляшут вокруг костров, они делают это с отчаяния, скажешь ты, во славу бесконечной издевки, какую представляет собой круг вечности без постоянства направления, где все повторяется" (т. 4, стр.44), "пра-пра-пра-пра - это загадочный звук могилы и засыпанного времени" (т. 3, стр. 34).
