Ягодные места
— Ветхие категории… Ну и к какому же классу я принадлежу, по-твоему — усмехнулся Селезнев-младший.
— К самому отвратительному — к классу карьеристов.
— Но ты же сам сделал карьеру по сравнению, скажем, с Васюткиным, — усмехнулся Селезнев-младший.
— Я делал не карьеру, а жизнь. Но не для себя, а для других… — ожесточенно отрубил Селезнев-старший.
— Ну, для себя немножко тоже… — съязвил Селезнев-младший.
— Плохо я ее сделал для себя… Плохо… И для других не так, как мне бы хотелось… — вдруг сгорбился Селезнев-старший, почувствовав неимоверную усталость, накопившуюся за столькие годы от бесконечных недосыпов, нахлобучек, собраний, телефонных звонков. За его плечами выросли тени, которые всегда жили внутри него и временами выходили изнутри и неотвратимо обступали комсомолочки первых пятилеток в красных косынках и с мопровскими значками и он, юный комсорг, требующий исключения одной из них за недостойный пролетарских рук маникюр; Киров, выступающий перед молодыми рабочими Ленинграда и неожиданно обратившийся с вопросом к нему с трибуны, неизвестно почему выбрав глазами в зале именно его «А вот вы, товарищ, как вы считаете, что важнее — культура или социализм» Комсорг Селезнев, вспотев от волнения, решительно выкрикнул «Социализм, товарищ Киров». А Киров вдруг незлобиво расхохотался «Ну вот еще один пример такого отношения к культуре, о котором я только что говорил… Да разве возможен социализм без культуры Разве вы, товарищ, можете себе представить Маркса, не уступающего место женщине в трамвае, или Ленина, рассказывающего дешевый анекдот» Киров… Косарев… Тухачевский… Он их еще застал. Все они стали далекими тенями, как и он сам, тогдашний… Стала тенью старая питерская гвардия большевиков, в глазах которых отсвечивали костры Смольного. А внутри Селезнева-младшего не было ни этих, ни других теней, он не впустил их в себя, ибо они только мешали бы ему, как толпа пассажиров общественного транспорта. Единственная тень, которую он позволял себе видеть, была отбрасываемая на земной шар гигантская тень его самого, будущего Игоря Селезнева, свободного от памяти его отца и памяти всех предыдущих поколений.
— Но если ты не сумел сделать свою собственную жизнь, чему ты можешь научить меня — жестко спросил Селезнев-младший.
— Никакой отец не может научить своего сына быть гениальным. Этому не учат. Но если отец не подлец, он, по крайней мере, может научить своего сына не быть подлецом. Я не смог. Я упустил тебя. Занятость не оправдание. Главной занятостью взрослых должны быть дети.
