Ягодные места
И такое же чувство собственной бессмысленности, собственного одиночества и страха, но только без спасительной измазанности землей, возникло в Селезневе-младшем после того, как захлопнулась дверь за отцом. Но не было зрителей, которые своими взглядами помогли бы Селезневу младшему подняться на ноги, когда он унизительно, как по льду, ползал по ковру с перуанской ламой, пытаясь найти вновь выроненную кнопку, чтобы закрепить болтавшийся на двери портрет Ринго Стара. Селезнев-младший поддерживал лидерство в глазах своего окружения тем, что он ни перед кем не преклонялся, никого не уважал, никого не любил. Но у Селезнева-младшего была одна тайна, которую он тщательно скрывал от своего окружения и даже от самого себя. Эта тайна заключалась в том, что, презирая выпестовавшую его мать, он мучительно любил своего отца, но никогда не давал понять этого ни отцу, ни кому-то еще. Он любил отца изломанно, ревностно, со спрятанной в глубине завистью к вере отца в то, во что не верит он, его сын. И он не мог простить отцу этого его превосходства.
А Селезнев-старший, выйдя из комнаты сына, прижимал к себе кожано-никелированную руку Васюткина и оглядывался, где бы ее пристроить. Он натыкался на бронзовые дверные ручки — знаменитую финскую «скобянку», на югославские вельветовые диваны, на индийский бамбуковый бар, на шведские светильники с непрерывно меняющимися красками. Шкафы были набиты шмотками, представлявшими собой тряпичную географию земного шара. Для руки Васюткина не было места. Селезнев-старший не пошел в спальню начала девятнадцатого века, откуда доносилось посапывание жены, а прикорнул у себя в кабинете на диване, продолжая прижимать к груди руку Васюткина, как будто опасаясь, что ее у него отберут и выбросят из этой чужой ему квартиры.
16
В ту ночь мотористу Кеше не надо было просыпаться, потому что он совсем не спал. Кеша не спал от обиды, что его могли принять за труса. Но главным была все-таки не обида, а река, которая предстояла завтра. Кеша хорошо знал реку. Но что означает — хорошо знать Иногда кажется, что хорошо знаешь человека, и вдруг… В предыдущей экспедиции Кеша жил в одной палатке с вербованным парнем, делил с ним хлеб-соль, знал, что он родом издалека, что приехал в Сибирь «заработать» на новый дом. Кеша десятки раз держал в руках цветную фотографию его невесты — будущей хозяйки этого дома, а ныне продавщицы сельмага, грозно выставляющей с глянцевой бумаги свои мощные груди, как линкор — боевые орудия. Парень был до смешного похож на собственную невесту такое же круглое фарфоровое лицо, расписанное румянцем, такая же могучая борцовская шея, такие же выпученные голубые глаза, такие же кукурузные безукоризненные зубы, такие же вареничные уши. Был он работящим, непьющим, не матерщинником, уважительным, неразговорчивым, но умевшим подхохотнуть чужому разговору. Вот только харчевался отдельно, что в экспедициях не принято. Ссылался на язву. Нальет себе, бывало, пустого кипятку в отдельную кружку, сам отходит в сторонку, заварку собственную сыплет и что-то из рюкзака своего вытаскивает да и жует.
